Дополнение к предыдущему посту о Бондареве
Юрий Бондарев подписал в 1973 году письмо против Сахарова и Солженицына. Ладно, всё бывает, партбилет в кармане, совесть непонятно где, надо печататься, кормить семью. Но далее в 1990 году происходит нечто непонятное для нормального человека. Бондарев выходит из правления Нашего современника за печать романа Солженицына Октябрь Шестнадцатого. Вроде как свобода слова и гласность, роман повествует не о большевиках и их злодеяниях, а об армии перед Февральской революцией, перед речью Милюкова - что это, глупость или предательство? Нет, надо встать в позу - или я, или роман. Это супербольшевизм. Роман повествует о том, что понятно эмиграции и непонятно здесь. Я помню, как были шокированы многие, когда я писал о роли погромов при Керенском для раскола армии и общества. Офицеров мочили в сортирах, вспомним Путина, офицерам стало после убийств и издевательств западло вступаться за народ и организовывать народ.
Позиция Бондарева понятна - кто не с ним, того сломаем. Уйдем от тех, кто не подчиняется и мыслит иначе. Себе духовная власть, другим примирение через покорность. Понятно, что для современной элиты, для которой само имя Солженицына противно, а стремление оболгать его имя - дело принципа, Бондарев отнюдь не столь плох, как кажется. Он свой в главном - нужно романтизировать советскую власть и тех, кто мочил несогласных в сортире. Ответная реакция проста - давай, сам призывай, сам работай. Он попытался, его толком читать не стали. Путинское определение - кто не грустит по СССР, у того нет сердца, кто хочет возрождения СССР, у того нет ума - лукаво. Оно мило делит общество на две половины ущербных граждан, у одних нет ума, у других нет сердца, иного не дано. Большинство грустит не по СССР и товарищу Сталину с ГУЛАГом, а о попадании власти в руки недостойных людей. К таким недостойным людям многие причисляют даже великого своим величием величавого Путина. Худо или бедно, но большинство не хочет делиться на две группы ущербных граждан, на безумных и бессердечных. Кстати, от безумия до бессердечия один шаг.
( Collapse )
